В кн. "Наука и человечество, 1992-1994" М., Знание, 1994 ВЛ. ГАКОВ ЛЕТОПИСЕЦ ВЕЧНОСТИ Когда я впервые услышал о нем? Память подсказывает: 1960 год, первый в нашей стране сборник американской научной фан- тастики. Предисловие к нему писал один из тогдашних непрере- каемых авторитетов фантастики отечественной: "Первый роман об атомной войне и ее последствиях "Пос- ледние и первые люди" принадлежит Аллафу Стеббельдогу. На страницах романа не только упирались в облака огненные фонта- ны взрывов, не только разверзалась земля и от ужаса сходили с ума люди, обреченные на одичание, - в нем подробно и точно рассказывалось о цепной реакции атомного распада, и притом совсем так, как в знаменитом секретном Манхэттен-проекте. И вот после окончания второй мировой войны взбешенные безгра- мотные маккартисты начали преследование писателя, затеяли беспримерное в истории расследование... От электрического стула писателя спасло лишь то, что его роман был опубликован в Лондоне в 1930 году". Пусть на совести писавшего это (право, не единственный и не самый ужасный его грех перед фантастикой) останется и "Аллаф Стеббельдог", и конечно же, никогда не читанный роман. Вся эта дивная история про "атомные секреты" и "преследование маккартистов" - не что иное, как изрядно перевранный действи- тельный эпизод, но случился он с другим писателем и по друго- му поводу... Между тем, наш читатель и по сей день немногим больше осведомлен об одной из самых знаменитых фантастических книг XX века. И об авторе - Олафе Стэплдоне, ведущем писателе-фан- тасте Англии в интервале между двумя мировыми войнами (слава Уэллса в то время была уже почти легендарной, а "молодежь" - Джон Уиндэм, Артур Кларк, Эрик Фрэнк Расселл - еще не успела выйти из того невинного возраста, когда фантастику в основном лишь бескорыстно - запоем - читают). "Он пришел в литературу, - пишет американский исследова- тель творчества Стэплдона, - наследуя великой английской тра- диции пророков, от романтиков до викторианцев, от Блейка и других поэтов эпохи романтизма... до Уильяма Морриса, Джорджа Бернарда Шоу и Герберта Уэллса. Он не обладал харизматической гениальностью этих авторов, но, как бы то ни было, он из их компании - вполне возможно, ее последний представитель". Когда сталкиваешься с феноменом Стэплдона, не избежать чувства досады: к этому бы могучему воображению - да толику литературного таланта! Увы, насколько поражает воображение Стэплдон-мыслитель, в той же мере беспомощен писатель. Безусловно, он обладал многими качествами истинного про- рока. Был предельно серьезен, до конца предан своей Идее, ощущал себя миссионером; его теоретические построения отлича- лись глубиной и размахом (причем, говоря о последнем, Стэпл- дона невозможно сравнивать ни с кем), а подвижническая дея- тельность - энергией и бескорыстием. И если, до самых послед- них десятилетий нашего века, его сочинения прошли мимо внима- ния так называемой "серьезной" академической науки, то это ее, как говорится, проблемы. Конечно, для специалистов-филологов проза Стэплдона - ниже всякой критики, а для профессональных философов его фи- лософия слишком "литературна". Что ж, история признания этого необычного мыслителя повторила судьбу многих таких же - слиш- ком оригинальных, с трудом поддающихся ранжиру... В одном ему нельзя отказать: никогда в истории литерату- ры - ни до, ни после Стэплдона - не появлялось ничего, хотя бы отдаленно сравнимое с им написанным по масштабам. И когда такой строгий, а подчас беспощадный к продукции коллег критик, как Станислав Лем, посвящает разбору его творчества более ста страниц - единственному! - в своей двухтомной "Фантастике и футурологии", то движет им, разумеется, не просто альтруизм. Родился будущий писатель в 1886 году, в ничем не приме- чательном городке Уолласи в графстве Чешир. Детские годы его, правда, прошли в местах куда более экзотичных: в далеком Порт-Саиде, буквально "рядом" с Суэцким каналом (отец мальчи- ка служил агентом в местной судоходной компании). Но это то- лько первые шесть лет, вся оставшаяся жизнь (после того, как в 1893 году семья вернулась на родину, поселившись в окрест- ностях Ливерпуля) протекала безвыездно в Англии - не считая эпизодических вояжей за Ла-Манш. В 1909 году молодой Олаф Стэплдон покидает Оксфорд с дипломом историка в кармане, однако сначала вынужден пойти по стопам отца: год с небольшим работы в ливерпульской судоход- ной фирме, потом назначение в знакомый Порт-Саид. Наконец, в в 26-летнем возрасте он получает в Ливерпуле же место препо- давателя вечерних курсов английской литературы и истории про- мышленности, организованных Ассоциацией рабочего образования при местном университете. Когда началась первая мировая война, молодой лектор и поэт (пока ему удалось опубликовать только томик своих рели- гиозных стихотворений) отказался служить в действующих войс- ках - по пацифистским соображениям. Однако выполнил свой гражданский долг, работая шофером в квакерском походном гос- питале, и даже был награжден французским Военным Крестом. А когда вернулся в Англию, то женился и поступил в аспирантуру родного Ливерпульского университета. Спустя пять лет Олаф Стэплдон уже "доктор философии"; в последующие десятилетия выходят в свет его трактаты - "Совре- менная теория этики", "Пробуждающийся мир", "Философия и су- ществование", "Святые и революционеры", "Новая надежда для Британии"... В этих книгах оригинальный и смелый философ мос- тил дорожку будущему писателю-фантасту. В нашей специальной литературе о Стэплдоне-ученом - ни слова, если не считать нескольких строчек в "Философской эн- циклопедии", где речь идет о телеологии (так называется уче- нии о цели). Между тем, его воззрения могут представить не- сомненный интерес для всех, кто увлечен идеями Вернадского, Тейяра де Шардена и прочих космистов. Впрочем, с их сочинени- ями философ из Ливерпуля, судя по всему, не был знаком - до всего доходил сам... Вселенная по Стэплдону - не просто хаотическое нагромож- дение материи во всех ее видах, но собрание, организация ее форм всепроникающим Духом. Его присутствие очевидно во всех явлениях природы, и цель (вот она - космическая телеология!) разумной "стадии" материи, человечества - познать этот Дух, поелику возможно, во всяком случае постоянно стремиться к га- рмонии с ним. Мироздание, как и разум, перманентно пребывает в эволюционном "брожении"; от человека же, от его все возрас- тающей мощи зависит, уничтожить ему себя или облагородить, "вписать" человечество как главную тему в единую величествен- ную симфонию, разыгрываемую по партитуре вселенского Духа... В это же предвоенное время он "заболел" весьма распрост- раненным тогда среди либеральной интеллигенции поветрием - социализмом. Активно участвует в различных организациях лево- го толка (хотя к собственно британской Коммунистической пар- тии до конца жизни относился скептически), много пишет в га- зеты и журналы. Однако, видимо, ни преподавательская и общественная дея- тельность, ни научные труды не давали необходимого выхода для этой неуемной фантазии. И тогда Стэплдон впервые пробует силы в окольной деятельности - в научной фантастике (хотя самого этого термина он никогда не употреблял). Известно, что в юности он увлекался книгами Жюля Верна и Камилла Фламмариона, Берроуза и соотечественников - Мэтью Ши- ля и Дэвида Линдсея. Поразительно, как он при этом умудрился прозевать уэллсовскую "Машину времени"! И понятия не имел - до 1936 года, по его собственному признанию, - об американс- кой журнальной фантастике. Тем не менее, именно Герберт Уэллс оставался, по сути, его единственным учителем ("Как можно словами выразить благо- дарность воздуху, которым дышишь?" - писал начинающий автор мэтру в октябре 1931 года), хотя их отношения многие годы на- поминали скорее искреннюю дружбу-соперничество равных. Жена Стэплдона вспоминала, что Уэллс был прям и откровенен; отме- чая, что в литературном отношении творчество ее мужа "прими- тивно, как железнодорожное расписание", Уэллс в то же время признавал, что "в соревновании воображения он бы поставил Стэплдону поминальную свечку"... Чему его Герберт Уэллс действительно научил, так это взгляду на человеческую историю как на "гонки между образова- нием и катастрофой". А также идеям "мирового сообщества сво- бодных"; эти идеи разделяли многие английские интеллектуалы, образовавшие в 1932-33 годах "Федерацию прогрессивных обществ и индивидуумов", а в ее программном манифесте главу про обра- зование написал не кто иной, как Олаф Стэплдон. Ученик потряс учителя и первых читателей своим дебютом. В 1930 году лондонское издательство "Метуэн" выпускает книгу (никакие жанровые определения тут не годятся: это не роман, не трактат, не эссе... но - Книга, в том сокровенном смысле, который вкладывали в это слово наши предки!) Стэплдо- на под названием "Последние и первые люди. История близлежа- щего и отдаленного будущего". Это была бомба! Автор предлагал читателю немного немало, а историю двух миллиардов лет развития цивилизации... Адекватную оценку творению Стэплдона затруднялись дать даже такие строгие авторитеты, как Джон Бойнтон Пристли, у которого вырвалось только: "Шедевр!.." Влияние же книги на англоязычную научную фантастику вообще трудно переоценить. Артур Кларк вспоминал: "Я наткнулся на потрепанный томик в публичной библиотеке моего родного города Майнхэд вскоре после выхода книги в свет. О произведенном впечатлении лучше не говорить: все эти многомиллионнолетние хронологии, пере- кличка великих, но обреченных цивилизаций!.. Хорошо помню се- бя, старательно переписывающего стэплдоновские "Временные шкалы" - вплоть до последней, на которой "Образование планет" и "Конец Человека" почти сливались с делением, обозначавшим "Сегодня"... Что это за шкалы? Первая - хронология событий на 2000 лет "вперед" и "на- зад" от условной отметки "2000 г. от Р.Х."; очевидно, начина- ется шкала от гипотетической даты рождения Христа, а заверша- ется - после войн, социальной неразберихи и смен цивилизаций - "американизированным миром". Вторая шкала - умноженная в сто раз первая. От палеоли- тической культуры (200 тысяч лет назад) - до заката Вторых Людей (кто это такие, вы узнаете позже). Третья, четвертая и пятая - это соответственное умножение масштаба, так что каж- дая новая шкала в сто раз протяженнее предыдущей. Уже четве- ртая "линейка" простирается от этапа формирования планет (два миллиона лет назад) до исчезновения Человека как биологичес- кого вида... И обо всем этом Олаф Стэплдон умудрился рассказать в средних размеров томе; три с лишним сотни страниц весьма "просторного" шрифта заполнены миллиардами лет! Когда ведущий американский фантаст Роберт Хайнлайн начал в 1940-е годы разрабатывать собственную "историю будущего", он безусловно отталкивался от Стэплдона. И другой известный писатель, Альфред Ван-Вогт - приступал к циклу произведений о "мутировавшем человечестве" под влиянием автора "Последних и первых людей". Вдобавок можно выписать длинный ряд также ве- сьма достойных имен: Клиффорд Саймак, Кордвайнер Смит, Джеймс Блиш, Брайн Олдисс, Урсула Ле Гуин; и даже столь, казалось бы, далекий от англоязычной научно-фантастической традиции и даже ей во многом антагонистичный Станислав Лем. Никто не наследовал частности - стиль, образы и даже те- мы; но все указанные выше авторы (и многие другие) переняли от Стэплдона главное - космичность видения мира. И космичес- кого человека в нем. ...Читать его - все равно что взбираться на горную вер- шину. Сам путь наверх остается в памяти лишь потом и одышкой, навалившейся смертельной усталостью, посещавшим время от вре- мени малодушием - да к черту это восхождение! - и сбитыми в кровь мозолями. Но зато наверху - пронзительная ясность, мо- розный, пьянящий "кислород" и долгожданный покой. А перспек- тива - дух захватывает! Здесь человек предоставлен самому се- бе, он - наедине с Природой, с вечностью, ибо с такой высоты при всем желании не разглядеть ничего из построенного челове- ком на земле. Да населял ли он вообще когда-нибудь планету? "Общий план книги, - говорил автор в интервью журналисту в 1937 году, - возник передо мной, как вспышка молнии, пока я наблюдал за тюленями, нежащимися на скалах острова Англси". Волны перекатывались через почти неподвижные, иссине-черные блестящие тела, капельки воды на них играли под солнцем, от- чего вся картина жила и менялась на глазах. А Стэплдону при- шел в голову неожиданный образ: человечество на протяжении тысячелетий, омываемое волнами времени и изменений - но оста- ющееся неизменным в главном. Мутации, войны и катастрофы, вы- нужденная смена ареалов существования, постоянно меняющиеся условия игры с Природой - а над всем этим неподверженный вне- шним перипетиям непоколебимый Дух, Разум... Сам автор, впрочем, не настаивал, что будущая история человечества будет именно такой, как он изобразил в книге. Несмотря на подробно вычерченную хронологию, научную убедите- льность и логику, это все-таки миф, скорее философская схема, представления "космического этика" о том, каким мир должен быть, - а не реальная история. Неслучайно и то, что мы смот- рим на происходящее глазами двоих рассказчиков: один, называ- ющий себя в предисловии "Стэплдон", и другой - трансцедентный Последний Человек, как бы обозревающий из временной бездны отдаленные события прошлого. Настолько далекого, что мы впра- ве воспринимать их как легенду, как миф... Но кто же такие - эти Первые, Вторые... Последние Люди? Первые, по Стэплдону - это мы. Недалеко ушедшие в своей эволюции от породивших нас обезьян, пребывающие в состоянии перманентной духовной спячки; иногда отдельные особи открыва- ют глаза, но, либо не способны понять, что они видят вокруг, либо - способны, но тогда верх берет вполне понятный испуг перед внезапно открывшимися горизонтами. И вместе с тем Первые - нам, сегодняшним, еще близки, понятны (хотя их история простирается на будущие невообрази- мые сто тысяч лет!). Те же войны, конфликты, закат Европы, бурный технологический спурт Америки, установление Единого государства; затем столь же единой, всех удовлетворяющей ре- лигии, - подобные идеи по крайней мере носились в воздухе, когда читатели впервые знакомились с эпопеей Стэплдона. Но затем... Затем фонтан его буйного воображения забил с такой силой, что затопил, как островки в океане штампов, все счаст- ливые "футуристические" находки коллег по перу. Станислав Лем не без ревности обронил, что Олаф Стэплдон насочинял целый грандиозный каталог научно-фантастических тем и сюжетов, так что более ленивым авторам остается лишь загля- дывать время от времени в эту уникальную библиотеку... Закат Первых Людей наступил вместе с развалом последней технологической цивилизации (по прихоти авторской фантазии, она находилась в Патагонии!). Потом, в течение нескольких ты- сячелетий, шел подспудный процесс внутренней эволюции вида Homo sapiens, и со временем планету заселили новые "титаны", более приспособленные к изменившимся природным условиям - на планете началась активизация вулканической деятельности. Вторые Люди более интересовались миром вокруг, нежели самими собой; лишенные основополагающего подсознательного страха Первых - перед собственным физическим несовершенством (и вытекающего из этого комплекса власти), гиганты-альтруисты оказались ближе своих предшественников к реальной утопии. Но... они были слишком хороши, чтобы уцелеть. Их немину- емая судьба явилась в облике захватчиков-марсиан (современный читатель фантастики может не ухмыляться: шел 1931 год, и по- добный сюжет еще не успел превратиться в расхожий штамп!) Это странные "электромагнитные существа", первый сигнал из дале- кого будущего земной цивилизации, когда разумной жизни, по Стэплдону-философу, станет тесно в каркасе материи! А вот Стэплдону-писателю нужна была трагедийная нота: жизнь может быть уничтожена другой жизнью, построенной на совершенно иных принципах. Обе враждующие стороны были трагически лишены то- го, чем в избытке владел соперник: энергетические роящиеся облака марсиан представляли собой сверх-разум, общность, иде- ал единения, - но у них не осталось и рудиментов индивидуаль- ности; последним, напротив, были сильны Вторые Люди. После них наступила череда эволюционных "проб и ошибок". Третьи Люди... Выведенные искусственно, они были органи- чны Природе, управляли ею не с помощью костылей-технологий, а благодаря внутренним усовершенствованиям. Но, будучи по сути снова "полу-животными", не отделенными от природы культурой, они родили свою противоположность: Четвертых - уже не людей, а кибернетические Великие Мозги, которые взбунтовались и уни- чтожили своих создателей. На смену им пришли Пятые Люди, чье физическое совершенс- тво только подчеркивалось совершенством духовным. За три ты- сячелетия своего существования они открыли науку наук - пси- хофизику, иначе говоря, телепатию и прочие "сверхчувства", научились мысленно путешествовать в прошлое... Однако зачем пересказывать эту удивительную книгу - гла- ва за главой, страница за страницей? Историю Великого Исхода на Венеру после космического катаклизма, дальнейшую эволюцию уже на Нептуне (дело в том, что Плутон был вычислен как раз в октябре 1930 года и пока оставался изящной гипотезой, не бо- лее) полностью трансцендентных существ, однако помнящих - как трогательно! - о нас, первых... А что в финале? Венец этой нескончаемой игры эволюции - Восемнадцатые Люди. И, вероятно, последние. Хотя их индивидуальная жизнь длится четверть миллиона лет, а физиология и психология обо- гатилась настолько, что и полов-то теперь не пара, а... девя- носто шесть! - завидовать, как выясняется, нечему. Межзвездные экспедиции с неопровержимостью установили, что других разумных существ в обозримой Вселенной нет. Более того, сама она в скором времени претерпит очередной катак- лизм, в результате которого станет невозможной какая бы то ни было жизнь вообще. Единственное, что остается далеким наслед- никам земного разума - рассеять по умирающей Вселенной семена бессмертного духа, оставив будущим "поколениям" весть о себе. Солнечный ветер понесет эти споры, и какая-нибудь обязательно достигнет более безопасного солнца или галактики, где возро- дится в неведомой нам Новой Вселенной. Так, на печальной ноте мы прощаемся с самими собою, ка- кими станем миллионы лет спустя. Последними Людьми, но в то же время и подлинными первыми - первыми, в коих терпеливая эволюция достигла пика своего творчества. Ибо, по Стэплдону, только эти - Восемнадцатые - достойны титула венца творения... Он написал еще несколько научно-фантастических книг. В своеобразном романе-продолжении "Последние люди в Лон- доне" (1933) попытался прокомментировать современность, гля- нув на нее глазами одного из персонажей предыдущей книги. А в грандиозной эпопее "Создатель звезд" (1937), словно не удов- летворенный своими "шкалами", - рассказал уже историю самой Вселенной, практически оставив научную фантастику без сюжетов и тем... Несколько особняком стоят романы "Странный Джон" - история мутанта-сверхчеловека, строящего свою утопию на тихо- океанском острове, и "Сириус" - последняя (вышла в 1944 году) и самая "литературная" из всех книг Стэплдона, щемяще-груст- ный роман о псе, которому пересадили человеческий разум. И продолжалась его кипучая общественная деятельность, результаты ее, впрочем, оказывались противоречивыми. После окончания второй мировой войны он присутствовал на ежегодной встрече Британского межпланетного общества, куда был персонально приглашен Президентом этой организации - Ар- туром Кларком. И съездил в сентябре 1948 года во Вроцлав, где собирался Всемирный конгресс борцов за мир. А полгода спустя - в Нью-Йорк, на конференцию "Деятели науки и культуры - за мир во всем мире". Случилось это в самый разгар "берлинского кризиса", и Стэплдон, единственный английский делегат, полу- чивший визу, немедленно удостоился от американской прессы об- винений в "работе на Советы" (это и были те "нападки маккар- тистов" и "угроза электрического стула", о которых писал го- ре-комментатор...) Там же, в Нью-Йорке он в первый и единст- венный раз лично встречался с коллегами, американскими писа- телями-фантастами, среди которых его имя уже начало приобре- тать очертание легенды. Под конец жизни он с головой погрузился в исследование мистического, или, как сейчас модно говорить, аномального. Смерть от сердечного приступа в сентябре 1950 года прервала работу над несколькими книгами сразу; незавершенные и оттого еще более волнующие и загадочные, они вышли посмертно: "Четы- ре встречи" (воображаемые диалоги с Христианином, Ученым, Мистиком и Революционером) и "Открывая взор"... Олаф Стэплдон открыл взор многим. На место Человека в мироздании, на его возможное будущее. Подобно другим мыслите- лям своего времени, он не мог оставаться беспечным, но даже трагическая тема финала его "Последних и первых людей" не вносит в наши сердца безысходной тоски. Во-первых, далеко все это; вселенские катаклизмы, отне- сенные в такую временную бездну, поневоле настраивают на фи- лософский лад. А кроме того... Когда слушаешь величавый тра- гический финал симфонии, слезы сопереживания - святые слезы искусства - подавляют слезы другие, вызванные страхом и отча- янием. А ведь последние страницы его романа полны музыки! "Сам человек, в любой малой частичке своей - есть музы- ка, героическая тема, которая только подчеркивается грандиоз- ным аккомпаниментом из штормов и звезд. Человек в своем изме- рении вечно прекрасен в вечном ходе вещей. До чего же прек- расно быть человеком. Только осознание этого позволяет нам двигаться вперед с улыбкой в сердце, в мире с самими собой и с благодарностью нашему прошлому и нашей собственной дерзос- ти. Ибо мы по крайней мере можем вслушиваться в эту прекрас- ную музыку, что зовется человеком".